Я делаю скульптуры и украшения из войлока в стиле биопанк. Делаю войлок, делаю из него какие-то формы, выставляюсь на выставках моих скульптур или совместно с другими художниками.

Я занимаюсь войлоком примерно с 2000 года. Тогда в России, да и во всём мире, только появилась технология валяния иголками, то есть сухое валяние.

Мне нравится recycling, часто я нахожу интересные объекты на блошиных рынках. Особенно люблю объекты, которые давно вышли из обихода и сейчас уже сложно понять, что это был за объект. Иногда заказываю что-то у других художников.

Иногда мои броши могут стоить дороже скульптур, потому что в брошь я добавила барочный жемчуг или антикварный фарфор.

Скульптуры — это чаще всего шерсть и каркас. Каркас я заказываю у сварщика. Ну и если скульптура большая, то это несколько месяцев работы.

Также я общаюсь с копателями. Это люди, которые ходят с металоискателями или копают в исторических местах. Однажды знакомый копатель нашёл в Германию мастерскую, в которой делали глаза ещё в 19 веке. Я купила почти все содержимое этой мастерской.

Это такая филосовская идея: кто-то смотрит на скульптуру, видит в ней своё лицо и становится ей на какое-то мгновенье, а скульптура собирает лица тех, кто в неё смотрит. Как-то на выставке мне посетитель сказал, что это очень страшно и что это темная магия, мы потом долго смеялись. Мне кажется, это отличный повод привыкнуть к себе в разных видах. Над моей кроватью висит огромный глаз с зеркалом. Когда я открываю глаза, я вижу этот глаз, а в глазе себя, и нормально.

Вообще выставки всегда очень оживляют меня. Слышишь живую реакцию живых людей. Например, на последней выставке у меня была скульптура, похожая на утрированного лебедя: птичье основание, витая шея и на конце глаз, который светится. Кто-то подходил и говорил: "какой ужас! Ночью такое увидишь — до туалета не успеешь добежать". А потом пришла девочка-припевочка лет 12 и говорит: "мама, какая красота! Я хочу прижать это к себе и не отпускать". Так они с этим глазом и ушли. Я хотела положить в сумку, но она убрала за пазуху и понесла как щеночка.

Любимая та, которую я делаю сейчас— я в неё полностью погружена.

Самые сложные те, в которые закладываешь больше эмоций, когда что-то происходит в жизни или внутри меня. Например, был момент, когда я что-то крутила внутри себя и боялась вынуть это наружу. В основном это связано с текстами, которые я пишу и долго стесняюсь показать. Соответственно, скульптуры в эти моменты я делаю с залепленными ртами.

На самом деле когда-то я делала миленьких белых мышей. У меня были мыши в носочках, на лыжах, в креслах читающие газеты, в общем рай для белых мышей. Два года я их делала, у меня было огромное количество клиентов и никогда мои работы не продавались настолько хорошо. Эти мыши продавались в Московских музеях при галереях. Но это не совсем соответствовало моему состоянию, и я стала делать другое.

У меня тогда был Живой Журнал с 10 тысячами подписчиков. Когда я вместо мышей стала делать странные аксессуары и скульптуры, из подписчиков осталось человек 30 моих друзей. При такой резкой смене деятельности, конечно, нужно иметь какую-то подушку, чтобы успеть набрать новых поклонников и покупателей.

Морально я никак не справлялась, я просто рыдала. Для меня порыдать, а потом делать своё это проще, чем кусать губу и делать мышей.

Наверно, всё совпало с переездом из Москвы в Даугавпилс. В Москве я не вписывалась никуда со своими скульптурами. Художественное сообщество знало меня как изготовителя белых мышей и относилось с презрением, а изготовители мышей считали, что я их как бы предала. Да и в Москве большая конкуренция. Художественное сообщество в Даугавпилсе сразу меня приняло, потащили меня на выставки и очень поддержали. В московское художественное сообщество я стала вписываться вторично уже как художник из Латвии.

Моё мнение, что если хочешь быть художником и зарабатывать на этом, то надо заниматься только этим. У меня были раньше большие курсы по валянию, но я от них отказалась. Быть художником и педагогом — это разные потоки, они разделяются, хотя, конечно, так больше финансовой стабильности. На мой взгляд, художники не бывают богатыми. Зачастую, чтобы тебя заметили, надо сначала умереть. Практически все художники, которых я знаю, едва сводят концы с концами. Зато ты сам себе голова и занимаешься своим делом. К тому же у меня огород здесь, я могу вырастить себе морковку и жевать её.